Неточные совпадения
Эту большую силу злой воли, этот прогресс в зле я видел
на протяжении всей своей
жизни.
Железные дороги уничтожают
на протяжении своем целую серию промыслов, дававших цветение и
жизнь.
Жизнь вообще казалась мне бессвязной, нелепой, в ней было слишком много явно глупого. Вот мы перестраиваем лавки, а весною половодье затопит их, выпятит полы, исковеркает наружные двери; спадет вода — загниют балки. Из года в год
на протяжении десятилетий вода заливает ярмарку, портит здания, мостовые; эти ежегодные потопы приносят огромные убытки людям, и все знают, что потопы эти не устранятся сами собою.
Вот непримиримое противоречие Запада и Востока. Именно это, рожденное отчаянием, своеобразие восточной мысли и является одной из основных причин политического и социального застоя азиатских государств. Именно этой подавленностью личности, запутанностью ее, ее недоверием к силе разума, воли и объясняется мрачный хаос политической и экономической
жизни Востока.
На протяжении тысячелетий человек Востока был и все еще остается в массе своей «человеком не от мира сего».
Наиболее грандиозный пример этому дает нам священная природа власти египетского фараона, почитавшегося сыном бога и богом, причем это убеждение
на протяжении тысячелетий определяло собой религиозно-политическую
жизнь Египта.
Личность должна себя созидать, обогащать, наполнять универсальным содержанием, достигать единства в цельности
на протяжении всей своей
жизни.
Можно сказать, что смысл нравственного опыта человека
на протяжении всей его
жизни заключается в том, чтобы поставить человека
на высоту в восприятии смерти, привести его к должному отношению к смерти.
Судьба, видно, неспроста привела ею сюда, после исповеди Аршаулову.
На этой реке он родился,
на ней вышел в люди,
на нее спустил свой собственный пароход. Вся его
жизнь пройдет
на ней. Он другого и не желает. И ежели той же судьбе угодно дать ему силы — мощи послужить этой реке, как он всегда мечтал, разве не скажет ему спасибо каждый забитый мужичонко,
на протяжении всего Поволжья? Ну-тко!
С Б. мы столкнулись как-то в России (скорее в Москве, чем в Петербурге), когда он уже устроился заново в Казани и занял довольно видное общественное положение, а я и тогда оставался только писателем без всякого места и звания, о котором никогда и не заботился
на протяжении всей моей трудовой
жизни.